Этот добрый жестокий мир - [ сборник ]

— Почему вы отказались от своего намерения?

— Я… — Карлос замялся. — Не знаю. Наверное, я его пожалел.

— Вы уверены? Вы на самом деле пожалели этого человека, а не отказались от мести по другим причинам?

— Нет, — Карлос опустил голову. — Я не уверен. Я выследил его, но не смог… Не сумел убить. Не знаю почему. Извините.

Отборщик сверился с показаниями прибора.

— Хорошо, — сказал он. — Вы отдаете себе отчет, что вам предстоит, если пройдете отбор?

— Да. Отдаю.

— Вам не дорога жизнь?

Карлос задумался.

— Не знаю, — сказал он. — Меня не учили таким вещам. Я хочу жить, но я…

Отборщик не торопил, ждал.

— Но я чувствую, что моя жизнь не имеет большого значения, понимаете? Я не могу объяснить почему.

— Попробуйте все же, — мягко попросил отборщик. — Подумайте: у вас очень мало шансов уцелеть, всего один из ста. Но если вы уцелеете, вам долгие годы придется тяжко трудиться. Очень тяжко, без выходных, практически без отдыха. На износ. Поэтому я повторяю вопрос: вам не дорога жизнь? Почему вы готовы рискнуть ею, зная, что даже если выживете, вам солоно придется?

Карлос стиснул могучие кулаки.

— Послушайте, сеньор, — сказал он с досадой. — Я, наверное, не очень хороший человек и не очень умный. Кроме драки, я ни на что не гожусь. Но я чувствую, понимаете, я знаю: это дело — мое. Будь я проклят, если понимаю почему. Но оно мое, сеньор! Мое — нравится вам это или нет!

* * *

— Ваше имя, возраст, семейное положение, род занятий.

— Эстель Кампан. Двадцать девять лет, разведена, бездетна, бывшая преподавательница словесности.

— Мы ознакомились с вашей анкетой, мадемуазель Кампан. Вы пишете, что два года назад потеряли работу, затем вас оставил муж. Еще через полгода вы подверглись групповому изнасилованию. Скажите: вам после этого стала не дорога жизнь?

Эстель пожала плечами.

— Что значит «не дорога»? — устало переспросила она. — Жизнь дорога любому. Хорошо, пускай почти любому. Но есть вещи, которые гораздо важнее жизни.

— Даже «гораздо»? Например?

Эстель смутилась.

— Например, французская поэзия.

— Вы отдаете себе отчет, что вам предстоит, если пройдете отбор? Призрачные шансы уцелеть, и даже если они оправдаются, на новом месте вам будет не до французской поэзии.

— Ошибаетесь. — Эстель внезапно улыбнулась, весело и задорно. — Таких мест, где мне будет не до поэзии, не существует, месье. Есть только места, где поэзии затруднительно обучать детей. К примеру, то место, где я живу. Но затруднительно не означает невозможно.

Отборщик бросил взгляд на детектор.

— Другими словами, вы хотите рискнуть жизнью ради поэзии? Признаться, не слишком понятная позиция.

— Точно, — Эстель кивнула. — Не слишком. Я еще не встречала человека, который сумел бы понять. Но кто знает, вдруг я встречу такого там, в другой галактике? И он вдруг возьмет и поймет, ради чего готова сдохнуть тощая французская дура. Возможно, даже поймет, что поэзия тут особо и ни при чем.

— Вы не очень-то последовательны, мадемуазель, вам не кажется?

— Кажется, — Эстель вздохнула. — Я не очень последовательна, не очень самодостаточна и не очень умна, зато донельзя романтична. Я знаю, что пришла не по адресу, я не подхожу вам. Но у меня есть мечта, это вы тоже навряд ли поймете. Мечта, что все будет как надо, и не спрашивайте меня, что это значит. Спасибо за потраченное время, месье. Я пойду.

Отборщик поднялся, протянул Эстель руку.

— Не спешите, мадемуазель, — сказал он. — За последние месяцы через меня прошло около пятисот человек. Я отказал всем. Но вы… Я думаю, вы пришли по адресу.

* * *

— Ваше имя, возраст, семейное положение, род занятий.

— Клим Платов. Сорок восемь лет, холост, бездетен, пилот межпланетных космических судов.

Селекционер программы «Прорыв» укоризненно покачал головой.

— Ваш поступок заслуживает всяческого уважения, навигатор. Но и удивления тоже. Именно по этой причине мы решили пригласить вас на собеседование. У вас неприятности? Вы чувствуете себя нездоровым? Возможно, вам нужна помощь?

Клим скривил губы.

— Я в порядке и абсолютно здоров, в том числе ментально.

— Тогда по какой причине вы решили записаться в самоубийцы?

— Я счел это своим долгом. Со мной у добровольцев будет больше шансов.

Селекционер поднялся.

— Полноте, навигатор, — сказал он. — Пилотов вашего класса считаные единицы, вы понадобитесь при доставке колонистских клиперов к входу в тоннель, и вам об этом известно. Не стоит рваться в герои там, где героизм ни к чему.

— Не надо читать мне морали, коллега, — резко бросил Клим. — Вы отказываете мне?

— Отказываю.

— Могу я узнать, по какой причине?

Лицо селекционера приняло официальное выражение.

— Вы не проходите по возрастному критерию, соискатель. Можете быть свободны.

* * *

— Еще полчаса…

Карлос обернулся к миниатюрной кареглазой шатенке в соседнем кресле.

— Что вы сказали?

— Нам осталось жить всего полчаса.

Карлос вгляделся. Эстель Кампан, вспомнил он имя соседки. Он еще удивлялся, как такую бледную, тонкую в кости, прихрамывающую замухрышку зачислили в добровольцы. Она выделялась в их двадцатке, словно утица с перебитым крылом в стае гордых и сильных птиц.

Карлоса внезапно заколотило, ему стало страшно. Что за черт, ошеломленно подумал он. Последние недели он упорно готовил себя к тому, что им предстоит, и был уверен, что страх в себе изжил. Усилием воли Карлос унял дрожь. За нее, понял вдруг он. Ему страшно не за себя, а за эту едва знакомую малахольную замухрышку с тонкими пальцами, длинным носом с горбинкой и беззащитными карими глазами. Губы ее беззвучно зашевелились, и Карлос сообразил, что она, по всей видимости, молится перед смертью.

— Не бойтесь, — Карлос поспешно накрыл лопатообразной черной ладонью узкое запястье соседки. — Все будет хорошо, вот увидите. Жаль, что я ни в бога, ни в черта не верю, а то тоже помолился бы с вами.

— Что вы, я не молилась, — девушка вдруг улыбнулась уголками губ. — Я читала стихи. Хотите, и вам почитаю?

— Стихи? — Карлос опешил. За исключением рифмованных детских считалок, никаких стихов ему слышать не доводилось. — Да-да, конечно, хочу, — выпалил он. — Почитайте, пожа…

— Внимание! — не дал закончить фразу зычный голос из динамиков. — Говорит первый пилот Клим Платов. Через двадцать пять минут клипер начнет погружение в тоннель.

Шатенка подалась к Карлосу, тот облапил ее за плечи, притянул к себе и, неуклюже перебирая толстыми пальцами каштановые пряди, забормотал что-то успокаивающее и бессвязное. Он не слушал, о чем говорит первый пилот, это стало уже не важно, а важно стало приласкать, успокоить, передать этой пигалице свою силу, свое бесстрашие, и важнее этого ничего сейчас для Карлоса не было, включая собственную скорую смерть.

* * *

— Все, — второй пилот расстегнул ремни и принялся выбираться из кресла. — У нас есть пятнадцать минут. Надо торопиться. Уходим.

Клим, уперев взгляд в панель управления, молчал. Пятнадцать минут. Пять, чтобы добраться от рубки до пришвартованного к левому борту катера. И еще десять — отдалиться на безопасное расстояние.

— Навигатор, — затряс за плечо штурман.

Клим повернул голову.

— Уходите, — глухо сказал он. — Я остаюсь.

— Что-о-о?!

— Я остаюсь! — с ожесточением повторил Клим. — Уходите, оба! Быстро, ну! Это приказ.

* * *

Меня зовут Бонита Машадо, мне восемь лет. У меня есть шесть мам, четырнадцать пап и дедушка Клим. Еще у меня есть восемьсот двадцать девять старших братьев и сестер, а я очень счастливая, потому что особенная. Моих братьев и сестер родил большой черный ящик, который называется генетический сейф, а меня родила мама Эстель через два года после того, как сюда прилетела.

Мы живем на большущей поляне у реки, а вокруг нас лес, в который ходить нельзя, пока мы не станем взрослыми. Это потому, что в лесу живут звери, и некоторые из них опасны, но на поляну они выходить из леса боятся.

Мои мамы, папы и дедушка очень устают, потому что нас восемьсот тридцать, а их всего двадцать один. Но скоро мы подрастем и станем им помогать, и они уставать перестанут.

Наш мир называется Надежда, потому что на нас надеются люди, оставшиеся жить в другом мире под названием Земля. Они надеются, что мы подрастем и выручим их, потому что в мире Земля много зла, а у нас наоборот. Поэтому они присылают всякую всячину, которая сваливается к нам с неба и которая нужна, чтобы мы выучились всему и начали их выручать.

Как мы будем выручать, я не знаю, и мои братья и сестры не знают тоже, зато знает папа Карлос, большой, сильный и очень умный.

Вчера папа Карлос и мама Эстель стали спорить, почему лететь сюда выбрали их, а не других людей. Потом пришли дедушка Клим, папа Хафиз и папа Альберт и тоже начали спорить. Я слушала, и мне было очень смешно, потому что взрослые иногда бывают глупее детей, даже папа Карлос. Я-то знаю, почему выбрали их, а не кого-то еще, об этом написано в книжках, которые я читаю.